✠ Оливия родилась в семье физиков — людей, веривших в закономерности и формулы больше, чем в чудеса. Дом Эшфордов всегда был наполнен звоном пробирок, запахом спирта и шорохом бумаг, но не смехом. Она росла между расчетами и теоремами, словно между холодных стен лаборатории. И даже в таком сравнении подопытным в лабораториях везло больше. На них по крайней мере обращали внимание. Истинными детьми для родителей были их идеи и теории.

✠ У Оливии была старшая сестра, Бри — живая, дерзкая, такая, какой Оливия никогда не умела быть. Именно она вытаскивала сестру на прогулки, под дождь и в лес, где пахло землей и чужими тайнами. Они часто играли среди кустов дикой малины, наблюдали за мальками в ручье и создавали целые поляны из аккуратно сложенных в затейливые рисунки овальных камушков. Даже братья порой присоединялись к девочкам, чтобы поиграть в салки в тени могучих крон. А потом все изменилось.

✠ Когда Оливии исполнилось тринадцать, родители увезли детей из Дублина — в крошечную безымянную деревню на северо-западе Ирландии. Там, по слухам, недавно произошел странный выброс энергии, уничтоживший всю электронику в радиусе тридцати миль. Для физиков Эшфорд это было не бедствием, а вызовом — редчайшим шансом изучить аномалию. Для их детей — изгнанием. Последний шанс влиться в общество, обзавестись друзьями и, возможно, первыми робкими отношениями с противоположным полом был упущен. Впрочем, дети лишились и других вещей. Например, благ, которые давало проживание в крупном городе. Театр, кинотеатры, даже походы в такие скучные музеи теперь казались событием.

Оливии и Бри осталось бродить по чужим, таким неприветливым лесам, спасаясь от скуки и тишины. Но в один день они нашли нечто необычное. Поляну. Ту самую.

Девочки сами того не заметив, зашли слишком далеко в чащу и в итоге заблудились. На второй час бесполезных попыток выбраться из леса Бри услышала чье-то пение. Идя на звук и утягивая Оливию за собой, старшая сестра привела их обеих на поляну. Она была почти идеально круглой, на ней не росла никакая растительность, кроме одного иссохшего дуба. В ее центре был...колодец. Именно из него исходило пение, которое слышала только Бри. Потом был спор. Затем — крик.

Впервые сестры сильно повздорили. Оливия хотела покинуть странное место как можно быстрее, Бри — остаться. Младшая сестра бросила старшую у колодца и вскоре исчезла между кривых стволов деревьев. Когда Оливия вернулась ни с чем на поляну, то обнаружила, что она пуста.

Позже Оливия рассказывала, что она, переборов свой страх, подошла к колодцу и опустила голову вниз. Набрав в легких побольше воздуха, она крикнула в темное пространство, которое уходило глубоко вниз. Эхо разнесло по колодцу голос Оливии и на него откликнулась Бри. Она попросила Оливию спуститься вниз: «Внизу вода, трусишка! Просто прыгни ко мне»‎.

Оливия в страхе отпрянула от колодца, врезалась спиной в фигуру старшей сестры. В руках Бри держала импровизированную веревку, сплетенную из крапивы, корней растений и лыка. Кое-где виднелись бурые пятна засохшей крови. Оливия пыталась вырвать из рук сестры веревку, но та вцепилась в нее мертвой хваткой. Только в этот момент Оливия заметила, что руки Бри в крови.

Сестра грубо оттолкнула Оливию в сторону и принялась завязывать веревку вокруг ствола единственного дерева. Пока Оливия приходила в себя, Бри бросила конец веревки в колодец, ухватилась за нее руками и начала спускаться. Только когда голова старшей сестры скрылась в колодце, Оливия наконец смогла сорваться с места, до этого момента собственный страх не давал ей пошевелиться.

В своих воспоминаниях Оливия пыталась докричаться до сестры, но та не отвечала. Тогда девочка, поборов свой страх начала спускаться вслед за сестрой в черноту колодца. Примерно на середине спуска веревка не выдержала и оборвалась. Внизу Оливию встретила совершенно сухая земля, пронизанная старыми, толстыми корнями.

Когда глаза Оливии привыкли к полумраку, девочка начала различать длинные туннели, которые словно кротовые норы расходились от колодца в разные стороны. В одном из проходов маячил огонек раскладного телефона Бри.

Оливия последовала за сестрой по одному из туннелей и вскоре догнала Бри. Та вздрогнула и повернулась к младшей сестре, в ее глазах читался какой-то непонятный, совершенно неестественный восторг. «Мы нашли их, Оливия!, — прошептала она, — здесь заперты фейри!»‎.

Кого-то они и правда нашли в тот день, но вряд ли это был кто-то из Дивного Народца...

✠ В конце туннеля находилось помещение, похожее на крупную пещеру или грот. Ее потолок был изнизан корнями деревьев, а пол и стены покрывали странные символы. От дальней стены по полу тянулась тяжелая цепь. Ее конец терялся в темноте.

Бри смело шагнула вперед и на встречу ей вышло нечто. Невероятно высокое, оно сильно сутулилось, чтобы не касаться головой потолка. Длинные передние конечности походили на человеческие руки, но были слишком длинными и тонкими, по четыре пальца торчали из огромных ладоней, словно распухшие ветки. За спиной существа по полу шелестели крылья, отдаленно напоминающие крылья стрекозы. По крайней мере когда-то они ими были. Теперь они больше походили на гнилые, испещренные дырами куски плоти. Существо остановилось на середине комнаты, так чтобы огонек фонарика не вылавливал из тьмы его лица. Оно протянуло одну руку к девочкам и Бри откликнулась на этот жест. Она медленно переступала ногами, словно в трансе. Оливия пыталась удержать сестру на месте, но та была сильнее нее.

Стоило Бри коснуться пальцами конечности существа, как то оглушительно закричало. Из его открытого рта вместе со звуком вырвался мрак, который тонкими струйками потянулся в сторону девочек. Бри вздохнула первой. Ее глаза расширились от удивления, а радужка на секунду стала черной. После этого девушка отпрянула от существа, закрывая лицо руками.

Словно очнувшись от транса, Бри закричала и схватив сестру за руку потянула ее за собой прочь. Они бежали и бежали, подгоняемые криками существа, которое они больше не видели.

Оливия до сих потеряется, когда ее спрашивают, сколько времени они с сестрой провели в туннелях. Час, два или шесть? Дальше ее воспоминания прерывались.

Но самое страшное заключалось в другом. Никакого монстра не существовало. По крайней мере так сказала полиция, и родители, и братья.

Нашедшая девочек поисковая группа списала все на несчастный случай. Оливия получила сильную травму головы, вероятно, споткнувшись в полумраке от усталости и ударившись о каменную стенку колодца. Тело Бри обнаружили внизу, но никто не смог объяснить, почему ее кожа была испещрена символами, которых не знал ни один врач, ни один священник. Однако никаких тунелей так не было. Лишь пересохшое дно, когда-то функционирующего колодца.

С того дня Оливия знала: в мире есть вещи, к которым нельзя прикасаться.
А еще — что страх может звучать голосом сестры.

✠ Бри умерла, но не ушла. По крайней мере, не для Оливии.

Вскоре после похорон девочка начала видеть ее в зеркалах, слышать шаги в коридоре, чувствовать запах болотной воды.
Психиатры говорили о посттравматическом расстройстве, о галлюцинациях. Священник — о грехе любопытства. Никто не помог.

Когда родители вернулись в Дублин, Оливия стала одержима поисками объяснений. Еще в школе девочка стала совершать набеги в библиотеки, не упускала возможности во время очередной экскурсии расспросить людей из отдаленных поселений о местном фольклоре. Она читала все — от трудов по этнологии до монастырских хроник, где описывались старые ирландские поверья. Так она впервые услышала о сущностях, которых звали daoine sìth — тех, кто живет «по ту сторону колодцев».

✠ Это был первый раз, когда слово Зло перестало быть просто метафорой. Но детские воспоминания стираются из памяти, остается лишь осознание, что случилось несчастье. Невероятная несправедливость, которой нельзя найти оправдание, хотя очень хочется. Такое просто случается. И с плохими, и с хорошими. Но как убедить себя, что в произошедшим нет твоей вины? Оливия училась этому много лет.

✠ Выбор специальности дался Оливии не просто. Родители настаивали на том, чтобы дочь пошла по их стопам, а сама она разрывалась между рацио и эмоцио. В конечном итоге в ней победило первое, хотя второе не отпускало ее еще очень долго.

После школы Олвия осталась в Дублине, где поступила на факультет психологии. Университетские годы стали для нее временем тишины и наблюдения — за людьми, за собой, за тем, как невидимое движется под кожей. Она изучала устройство разума, закономерности страха, хрупкую архитектуру памяти. Позже, в магистратуре, Оливия выбрала направление психофизиологии — и впервые ощутила, что тело отвечает на тайну быстрее, чем сознание. Она работала с приборами, улавливающими пульс страха, с графиками, где каждая волна — реакция на образ, на слово, на тень.

Свое исследование она посвятила древним фольклорным символам, — тем, что переходят из поколения в поколение, как наследуемые шрамы. И когда впервые увидела, как сердце испытуемого учащенно бьется от старой сказки, поняла: миф жив не только в памяти, но и в теле. С тех пор она верила, что граница между разумом и верой — тоньше, чем научные термины позволяют признать.

✠ И вот ее деятельность наконец привлекла внимание. С Оливией связался ирландским экзорцистом Генри Бэрном. Она не верила в Бога, но верила в закономерности — даже если те выглядели как чудеса. Генри учил ее различать голос человеческий от голоса иного.

Однажды они столкнулись со случаем, который стал переломным.
Десятилетний мальчик, который, по словам матери, «разговаривал с тенью в стене». Генри не успел. Мальчик умер — и в последние секунды узнал Мину. «Я тебя помню», — сказал он, — «Ты не должна была отпускать ее тогда».

Оливия испытывала шок несколько дней. Сказанное мальчиком напугало ее. Она провела свое первое маленькое расследование. И правда обрушилась на нее отрезвляющим потоком. Мальчик не был никем одержим, он был...просто болен. Как была больна и ее сестра, но в обоих ситуациях, люди не захотели увидеть очевидное. Она не захотела, цепляясь за собственные фантазии.

Если бы в тот день в дом мальчика приехал врач, а не экзорцист — она остался бы жив.

Это история пошатнула многое в мироустройстве Оливии. Она больше не верила словам Бэрнома. Они казались бредом, опасным бредом, который стоил ребенку жизни. И возможно не одному. Эта правда разбила Оливию, и она сбежала. В наука, как ее родители.

✠ Оливия закончила докторантуру по этнологии и символизму, а затем уехала в США.
ФБР заинтересовалось ее работами о фольклорных мотивах в преступлениях — и через несколько лет Оливия  Эшфорд стала агентом Behavioral Analysis Unit. Ее коллеги считали ее блестящим аналитиком и немного странной: она могла часами рассматривать фотографии мест преступлений, будто пытаясь услышать, о чем молчат стены.

Она не любила оружие. Зато умела понимать.
И видеть.

✠ В 2016 году Оливия получила назначение на дело о серийных убийствах на восточном побережье. Пять жертв — женщины, утопленные в пресной воде, с вырезанными из кожи спиралями. Пресса назвала его The Siren Case. ФБР подключило консультанта — доктора Илая Мерсера, психиатра, специалиста по культовым преступлениям. Он был обаятелен, умен и слишком наблюдателен. С ним Оливия чувствовала себя так же, как когда-то рядом с Генри: будто ее душу прощупывали изнутри.

Илай говорил, что убийца верит, будто очищает души, возвращая их «в источник». Оливия — что он подражает древним ирландским ритуалам, связанным с фейри. Но когда она увидела тело шестой жертвы, в ее волосах нашелся маленький венок из болотной травы.
Такой же, какие когда-то плела Бри.

Убийцу так и не удалось поймать, после шестой жертвы он растворился. Ни новых жертв, ни записок. Илай исчез вместе с маньяком. Оливия взяла бессрочный отпуск, сняла уютный домик у озера, завела собаку. Но что-то не давало ей покоя. Сосущие чувство вины внутри, которое требовало вновь вернуться на работу.

✠ По просьбе Оливии ее перевили в другой штат, на новое дело, требующее внимания. И вновь расследование потребовало взгляда со стороны. Оливия столкнулась с новой фигурой в своей жизни. Доктор Линдгрен. Его привлекли к делу в качестве стороннего эксперта, поскольку ему доводилось иметь дело с одним из подозреваемых.

✠ Поначалу Оливия относилась к этой идее с подозрением, но с каждым днем убеждалась в том, что доктор Линдгрен направляет расследование в правильное русло. Разгадывая одну загадку за другой, пытаясь предугадать следующие действие убийцы, Оливия обнаружила, что постепенно учится заново полагаться на чужое плечо. Учится доверять.

Общий интерес к психиатрии стал связующим звеном между этими двумя даже после завершения расследования и он же дал повод для более близкого знакомства. Интеллектуальные беседы стали для Оливии отдушенной, и она сама того не заметила, как доктор стал важной частью ее жизни.

✠ То, что начиналось с рабочих встреч и редких кофе-пауз между интервью, постепенно переросло в нечто иное. Совместные ужины, разговоры до глубокой ночи, походы в театр — все казалось невинным, почти академическим продолжением их интереса к человеческому сознанию. Но с каждой встречей Оливия все отчетливее ловила себя на том, что ждет этих встреч, что тянется к его спокойствию, к интонациям его голоса, в которых всегда звучало понимание, даже если слов было мало.

И все же — именно Оливия, не доктор, однажды сократила дистанцию. Возможно, из желания разрушить тонкую невидимую стену между ними. Возможно, просто из человеческой тоски по теплу. Спустя месяцы осторожных встреч и бесконечных разговоров они оказались в одной постели. И все-таки, даже тогда, даже в близости, он оставался тем же — безупречно собранным, вежливым, почти отстраненным. Словно и здесь наблюдал, анализировал, запоминал.

Они виделись редко — раз в неделю, иногда реже. Доктор Линдгрен никогда не торопил, не требовал, не навязывался. Не говорил о будущем. Для других все это выглядело бы как отношения без определений, но для Оливии они были чем-то вроде тихой гавани, где можно не держать лицо. По крайней мере, так казалось.

Порой ей чудилось, что мужчина скрывает от нее часть жизни — другого человека, другие обстоятельства, другой город. Но всякий раз, когда она ловила себя на этих мыслях, проверка не оставляла сомнений: доктор Линдгрен чист, как лист бумаги. Слишком чист, чтобы быть реальным.

✠ А потом — переезд. Формальное сообщение, сухое письмо без эмоций. Несколько строк: он покидает Балтимор, переходит с частной практики на работу в государственной клинике для душевнобольных в небольшом городке под названием Тонтон. Причина — личная. Пациент, самоубийство. Полиция расследовала это происшествие, но не нашла никаких улик, которые могли бы подтвердить причастность к произошедшему доктора Линдгрена. Ни слова, что будет дальше между ними. Ни намека на сожаление.

И тогда Оливия впервые ощутила, что, возможно, все это время была не напарницей и не возлюбленной — а всего лишь еще одним наблюдением в его бесконечной, тщательно задокументированной практике.

✠ И все же... когда речь зашла о командировке в Тонтон, именно Оливия изъявила желание отправиться в эту даль, чтобы взяться за сомнительное дело, которое не обещала ни открытий, ни карьерного роста.

Оливию назначили пересмотреть дело. Где-то в мае 2025 года около озера пропала девушка. Фестиваль, люди в палатке, вечеринка. Жертва ушла рано спать, на утро ее палатка была смята, машина стояла на стоянке, а девушка пропала. Искали везде, включая озеро. Ничего не нашли. Родители разумеется к такому исходу не были готовы и подняли связи.

Перед таким напором сдался даже начальник Оливии, с недовольством отправив одного из лучших своих специалистов на «бесполезную трату времени и ресурсов». Девушка так не считала, но предпочла в этот раз придержать язык за зубами. В конце концов ее в Тонтон влек далеко не только рабочий интерес. По крайней мере не только.