Отец Джереми Джонсона, Эбнер Джонсон, всю жизнь гордился тем, что его предки прибыли в Северную Америку чуть ли не на том самом «Мэйфлауэре» и жили на этой земле еще до того, как Соединенные Штаты Америки стали Соединенными Штатами Америки. Больше гордиться было нечем. Ну, разве что участием в охоте на ведьм... Но, по мнению Джей-Джея, это не могло сойти за достижение. Пусть Джонсоны и пересекли океан в числе первых, выбиться в люди так и не получилось. Особенного достатка в семье не появилось, даже диплом колледжа удавалось получить далеко не каждому. Джереми окончил только школу — особых дарований для стипендии у парня не было, даже в спорте Джей не отличился, а взять деньги на колледж было неоткуда. У Джонсонов вообще мало что было.

Зато за веру Эбнер Джонсон держался намертво и даже первенца умудрился назвать Джеремайей. Какого мальчику в двадцать первом веке с именем Джеремайя? Разумеется, он требовал, чтобы его звали Джей или Джей-Джей, а после совершеннолетия сменил имя на Джереми. Отец пришел в ярость. Джею было наплевать.

В целом... Джей-Джей считал, что тоже верит в Бога, и даже действительно верил: ходил в церковь каждое воскресенье вместе с семьей, соблюдал ритуалы. И в храме ему становилось легче, спокойней, свободней дышалось. Но фанатизм отца, который он словно забрал прямиком с борта «Мэйфлауэра», ставил парня в тупик и отвращал. И с «почитай отца своего и мать свою» у Джереми не особенно складывалось. Отец слишком старался быть настоящим христианином и настоящим мужчиной. Джереми считал, что и в том, и в другом Эбнер Джонсон слишком сильно облажался. Мать, Мэри Джонсон, была любящей, но недостаточно сильной, чтобы защитить детей. Когда Джей противостоял отцу, Мэри неизменно отступала в тень, даже если считала, что сын прав.

Едва ли не с пеленок Джереми учился рисовать — сам, по видео с ютуба и старым альбомам. Отец презирал это занятие, называл «бабским» и пытался «наставить сына на путь истинный». Сперва Джея спасало упорство, потом он просто стал выше и сильнее отца. Мать... молчала и отводила взгляд.

Работать парень начал еще до окончания школы. Когда ты растешь в небогатой семье, понемногу учишься тому и сему. В итоге Джереми умел и покрасить стены, и починить крышу, и перебрать движок. «Золотые руки», — говорили про него соседи, молчаливо соглашаясь с тем, что больше парню гордиться нечем.

Став подростком, Джей-Джей увлекся татуировкой и ждал совершеннолетия, чтобы дать страсти волю. После первого рисунка на руке в восемнадцать лет Эбнер выставил первенца из дома, заявив, чтобы тот не смел показываться на глаза. Мать снова молчала. Джереми неделю продержался у лучшего друга Ноа, с которым был дружен еще со школьной скамьи. Ноа и его семья вообще долгое время оставались для Джея той самой тихой гаванью, куда он сбегал от проблем дома. Даже несмотря на то, что младшая сестра Ноа, Черри, безбожно втюрилась в друга своего брата.

Ужасно неловкая ситуация для Джея. В конце концов, четыре года разницы в детстве — это чертовски много. Черри для него всегда была... мелкой. И практически сестрой, за которую он мог и шпане вломить, а после — вытирать мелкой сопли.

Перекантовавшись у Паев, Джей-Джей нашел еще несколько подработок, снял клоповник на самой окраине города и решительно двинулся прямой дорогой к своей цели — лицензии татуировщика и собственному делу.

Два года парень занимался любым мелким и не очень мелким ремонтом в городе, копил деньги. И улыбался каждому дню.

Отец не желал его видеть. Мать отводила взгляд, если сталкивалась с Джереми в церкви, куда парень продолжал ходить, даже несмотря на растущее количество татуировок на его теле и новую профессию. В конце концов, кому могло прийти в голову, что тату и вера в Бога не сочетаются? Ну, кроме Эбнера Джонсона.

Второму ребенку в семье Джонсон тоже не особенно повезло — его назвали Иезекиилем. На фоне этого можно было счесть Джеремайю не самым плохим вариантом. Иезекииль, Зик, не получил шанса сменить имя — пропал, когда ему было двенадцать.

Джей-Джей, тогда еще двадцатилетний парень, больше полугода искал брата по всем окрестностям. Сперва — живого, потом — мертвого. Но так и не нашел ни единого следа пропавшего ребенка.

После этого события жизнь в семье... переменилась к худшему. Отец, который и прежде прикладывался к бутылке, скатывался в один запой за другим. Начал бить мать, которая, как и прежде, не смела жаловаться. Джей-Джею пришлось как следует врезать родителю, чтобы тот оставил в покое жену. Как будто помогло.

А потом и у Паев началась черная череда — сперва пропал мистер Пай. По Ноа это очень сильно ударило, и друг начал чудить. Когда еще и Черри попыталась покончить с собой, Джереми не удивился. Это было... как будто закономерным продолжением. Именно так Джереми и думал, сидя у больничной палаты, — закономерное продолжение.

И когда девушка пришла в себя после комы, Джонсон был первым в ее палате. А после взялся присматривать за мелкой вместе с Ноа.