Александра Хьюстон выросла в трейлерном парке на севере Таунтона, там, где близость к I-495 делает мысль о побеге почти осязаемой. Их трейлер стоит в дальнем ряду, на полоске земли, которая весной превращается в грязевую кашу. Внутри, после пары проседающих под ногами ступеней и скрипящей на дешёвых петлях двери, пахнет лекарствами и дешёвым алкоголем, вынужденным пристанищем, а не родным домом.

Отец, Эндрю Хьюстон, бывший электрик, травмировал спину на работе ещё до того, как Лекс пошла в школу. Теперь он живёт на пособие, держась на обезболивающих и алкоголе, новостных программах Fox и бреднях с History Channel. Он громкий, вспыльчивый, порой жестокий — вечера в трейлере нередко заполнены его криками, звоном разбитых бутылок, порой — глухими ударами. Единственный, кто мог его остановить, был Томас — старший брат Лекс, на протяжении большей жизни остававшийся единственным близким для девочки человеком. Он прятал её за спину, когда отец заводился, был тем, кто ставил мороженое на подоконник её комнаты летом, давал таскать свою тяжёлую кожаную куртку и ругался, когда впервые застукал её пробующей сигареты с соседскими подростками. А потом он исчез. Не совсем, конечно, но его больше нет рядом. Два года он сидит в тюрьме: пойманный на продаже отцовских обезболивающих. Это была глупая и рискованная, но не его идея: деньги нужны были Эндрю. Когда же всё вскрылось, Томас взял вину на себя, соврав о краже лекарств, чтобы Лекс не забрали в систему и у неё остался хотя бы формальный «опекун».

Чтобы как можно реже бывать дома, Лекс устроилась выгуливать соседских собак. Каждый день она встаёт до рассвета и идёт по ещё пустым улицам, собирая по дороге питомцев, доверенных ей жителями соседских кварталов. Эти спокойные утренние часы стали для неё единственной роскошью: никто не кричит, не требует и не задаёт вопросов — рядом лишь собаки, принимающие её такой, какая она есть — лишь бы давала вкусняшки за хорошее поведение. Вечером, после школы и репетиций, она повторяет тот же маршрут, возвращаясь домой ближе к полуночи, когда отец, как правило, уже спит. Работает Лекс тайком: Эндрю не должен знать, что она копит деньги, не давая ничего ему. Копит ради одной цели: дождаться Томаса и уехать с ним куда угодно, лишь бы подальше от Тонтона.

В школе Лекс всегда старалась быть невидимкой, растворяться на фоне коридоров, держаться в тени, избегать взглядов учителей и шумных одноклассников. Училась она спустя рукава, вытягивая лишь пару предметов, которых хватало, чтобы её не исключили. Всё остальное постепенно проваливалось: слишком много уроков она проводила под трибунами стадиона, где можно было курить, слушать музыку и забывать хотя бы на час, что впереди ещё один унылый, сливающийся в бесконечность в своём подобии, день. Учителя, которые когда-то ещё пытались её подтянуть, в последнюю пару лет уже начали опускать руки, считая, что особых перспектив у младшей Хьюстон нет. Иногда Лекс и сама думала, что проще было бы просто уйти — бросить школу, устроиться на полноценную работу, зарабатывать чисто и много, не таскаясь между уроками, репетициями и тайными подработками.

И, возможно, она действительно ушла бы из школы, если бы не театр. Это было не увлечение, а случайность: одна из преподавательниц буквально затащила её в кружок, надеясь «хоть чем-то занять девчонку, которой всё безразлично». И вдруг оказалось, что сцена — единственное место, где она не испытывает потребности прятаться. Образы других людей ложатся на неё как новая кожа, слова слетают вторым дыханием и вдруг она говорит уверенно, ярко, сильно. В мужских ролях ей проще, они дают форму тем ощущениям в себе, которые Лекс давно не может объяснить: что отражение иногда кажется неправильным, что имя «Александра» жмёт, стягивая грудь. На сцене она превращается в кого-то, кто звучит куда честнее, чем умеет сама Лекс.

О поклонницах из младших классов Лекс знает лишь по пересказам труппы: по подначкам, смешкам и шёпоткам о том, что «у неё свой фан-клуб». В фан-страничку она не верит принципиально и не даёт никому её показать, считая это глупой шуткой, и не испытывая особого желания в это лезть. Тем более, что у неё старая потрёпанная Nokia без интернета, со стёртыми кнопками и отколотым углом. Платить за сеть каждый месяц слишком дорого, да и смысла особого нет. Ей вполне хватает компьютеров в школьной библиотеке: там можно найти всё, что нужно для учёбы, распечатать листовки для подработки и чистые копии сценариев — без хаотичных, раздражающих пометок их вечно нервного режиссёра.

Она взрослеет в городе, где местные легенды соседствуют с мусорными контейнерами и бесконечными вывесками «For Sale». В Таунтоне никто не удивляется странностям: кто-то клянётся, что видел огни на болотах за трейлерным парком, кто-то слышит голоса в ночном ветре. Лекс в призраков не верит — возможно и хотела бы, но в её расписании нет места для паранормального. И всё же порой, когда она выгуливает собак до рассвета и над рекой поднимается туман, ей кажется, будто рядом шагает кто-то невидимый. Просто идёт, молчит и, может быть, понимает её куда лучше многих живых людей.