Глаза сильно жгло, словно в них засыпали раскаленного песка. Лилит не видела часов, потому что в комнате было слишком темно, но точно знала: время давно перевалило заполночь. Светящиеся бело-зеленоватые звездочки, развешанные на потолке, совсем не радовали.
На плече покоилась голова сына, а сам он лежал всем телом прямо на матери. Ребенок был не тяжелым, но это не радовало — поставили начальный недобор веса. От шеи, где кольнуло, болезненность неприятно растеклась к пояснице, вдоль позвоночника. Медленно распрямила затекшие ноги. Пальцы до боли сжались на металлическом баллоне ингалятора, когда Драго не делал выдох чуть дольше, чем три-четыре секунды.
Весь мир теперь делился на четыре. Хотелось не дышать самой, лишь бы слышать дыхание ребенка. Вокруг лежали книги, прямо на полу. Она помнила их названия наизусть.
"Диагностика легочных заболеваний ", "Пульмонология в современном мире ", "Инфекционные заболевания верхних дыхательных путей ".
Ной в затекших мышцах грозил перейти в вопль и пришлось выдохнуть сквозь зубы. Ещё полчаса. Пусть поспит, так плохо спит ночами. Она теперь, возможно, могла бы неподвижно позировать скульпторам, потому что позы, находясь в которых = дышать, порой были самые непредсказуемые.
Полусидя, полулежа, почти вертикально. Позавчера она едва не разбила колбу с чьими-то анализами, когда кто-то из коллег пульмонологии вновь заикнулся об интубации, искусственной коме, переводе на ИВЛ.
"Я вас всех до единого здесь заинтубирую, но ни за что не позволю ввести моего ребенка в состояние медикаментозной комы", — она отчаянно злилась, не в силах даже дрожать.
Выводить из комы клинической — этого ты хочешь? Стоял в отчужденных глазах немой вопрос.
Оставьте нас в покое. Я никого не хочу слушать.
Лилит повернула голову, чтобы хоть как-то размять шею и тяжело сглотнула. Вместо маленькой тумбочки, около кроватки теперь стоял громоздкий кислородный аппарат.
Она его ненавидела.
Кислород. Эта полупрозрачная маска на побледневшем лице. Что переедет сюда следующим? Аппарат ЭКГ? Дефибриллятор. Точка. Нет.
Взгляд обратился куда-то вверх, впиваясь в одну из развеселых звезд. Если бы она была настоящей. Если бы она могла упасть.
Потолок покачнулся, импровизированное небо почти рухнуло. Звездопад!
Звездопад.
— Пожалуйста. Пусть мой ребенок останется жив...
Уже через секунду чуть вздрогнула, вынужденная слушать раздражающую трель телефона, не имея никакой возможности подойти, лишь убедившись, что звонок не будит сына. После десятого гудка включился автоответчик и она услышала свой собственный, развеселый голос:
— Эй, привет! Вы позвонили в дом семьи Снейк. Если вам нужен Себастьян, нажмите "один", но он всё равно на работе. Если у вас что-то болит и ничего не помогает, то нажмите "два", а лучше запишитесь на прием. Мы все внимание!
Послышался короткий звук, возвещающий о том, что человек на том конце провода может записывать голосовое сообщение, как водится, после сигнала.
Недолгое молчание, звонивший(или звонившая) повесил трубку, не сказав ни слова. Муж никогда не звонил просто чтобы помолчать, если бы позвонила мать, то уж она разошлась бы на полчаса, так что Лилит пришла к самому простому выводу: номером ошиблись.
Воспоминание о матери заставило нахмуриться. Приподняв сына повыше, она подумала о родителях. Мистер и миссис Ифан были классическая пара тиран и подкаблучник. Причем, тираном была её мать; Офелия. Алан обладал тихим, мягким нравом. Ко всему прочему, действительно за что-то любил эту женщину.
Деспотичная и консервативная, она была на седьмом небе от счастья, когда дочь встречалась с Джеком Статуаром и влезла в вечный траур по семейному благополучию своего ребенка с тех пор, как Лилит твердо объявила о помолвке с Себастьяном. После свадьбы, на которую миссис Ифан даже не пришла, в крышку гроба были вколочены абсолютно все гвозди. Мать слишком боялась её супруга, чтобы открыто показывать своё отношение, зато язвить исподтишка была всегда рада.
То пришлет на рождество книгу: "Кислота и её разрушительные действия ", намекая на всю суть брака Лилит, то пишет анонимные кляузы в Хогвард, дескать, ваш химик ломает психику юных, неокрепших созданий.
На свадьбу прислала керамическую фигурку из диснеевского мультфильма "Красавица и Чудовище ". Распечатав сей дар, Лилит полчаса не могла успокоиться, взрываясь раскатами смеха и сетуя, как же плохо она выглядит в свои двадцать лет.
Но, если подходить без иронии, оставаться без поддержки матери сейчас было очень тяжело. Будь она другой, можно было приползти под вечер, уткнуться в теплое плечо, обтянутое шерстяной кофтой и посидеть вот так часок.
От миссис Ифан же ничего, кроме упреков и уверения в том, от кого надо было рожать, не дождешься.
Лилит уложила сына в кровать, а сама спустились на кухню, допивая остывший премерзкий кофе. Горячим она не успела его выпить, потому что случился приступ, потом кислород, укачивания, бесконечные круги по детской, пока заснет хоть как-то. Напоминанием об этом был лежавший на полу ингалятор и маленькая фиолетовая тарелочка с почти нетронутой кашей, размазанной по полу. Не успела убрать вечером, теперь отскребать...
Вдох. Выдох. Нет времени на лишние эмоции, его просто нет.
С холодильника на неё смотрел зеленый крокодильчик, держащийся на магнитах. Детский рисунок. Она прежде, к слову сказать, любила прикреплять на ту же дверцу какие-нибудь записки. Рисовать желтые смайлики и маленькие пурпурные сердечки. Сейчас на это не было сил и записки, если и писались, то коротко, сухо, простым карандашом, оставаясь на столе, реже — на подушке.
Нет, всё-таки надо тут прибраться. Поставила чашку в раковину, равнодушно вылив уж совсем ужасные и безвкусные остатки со дна. Подняла тарелку. Протерла пол, тарелка тоже отправилась в мойку, а ингалятор на край обеденного стола.
Опершись о раковину, Лилит сделала несколько глубоких вдохов.
Лучше не стало. Пришлось открыть ледяную воду и побросать пригоршнями себе в лицо. Несколько капель попало на ворот бирюзового халата, длиной ниже колен, но она не заметила.

Холодно-холодно-холодно. Мурашки на коже. Под кожей. Не пошевелиться, не дотронуться до себя. Холодно-холодно-холодно. Почему так темно…Я уже мертв? Это моя могила? Поэтому холодно? Поэтому темно? Я уже мертв…Кто-нибудь, пожалуйста. Я ведь жив? Пожалуйста!!

Вопль ужаса разорвал ночную тишину бункера. На полу комнаты, сжимаясь в неконтролируемом спазме, выгибаясь всем телом, кричал «человек». Кричал надрывно срывая голос, перекрывая вой сирены, которая не должна была  давать ему спать. Кричал в агонии.

ʁɔvɐɓɔ˙˙ʞɐƍɐvɔ…ɐɓ˙˙ɯǝн
                           ¡qmǝжоwɔ ǝн оɹǝҺин ıqɯ ¡инхоɔ             
  отсем еотсуП    ьтавыбаз   ёсвхесвябеТ тудубуз ино   лыбаз ыТ    атотсуП     атонмет    атонмеТ

                                                                               и-и-и-инхоɓɔ   
‮Ты бесполезен           

тз ы ещамш и ьн еесяебжтьожаидТ

Мысли сбивались, превращались в шум. Или это был его голос? Или что-то ещё? Голоса уже не осталось.  Глотка пересохла. С губ срывалось жалкое сипение.  Холод в горящих легких. Мышцы ходили под кожей крупной дрожью. Ошейник впился в шею так сильно, что на горле осталась розовая полоса. Тело не выдержало нового напряжения – желудок свело. По глотке понеслась желчь и вода, раздражая пострадавшие ткани. Кислый неприятный вкус рвоты наполнил рот. Мерзкая прозрачно-желтая лужица растеклась под щекой «человека». В нос ударил не менее мерзкий запах. Глазные яблоки под закрытыми веками метались из стороны в сторону.

Больно. Живой. Раз больно значит живой. Значит, это может закончиться. Должно кончиться.
Последний шанс.
Ли распахнул глаза. В уши проникал навязчивый сигнал сирены. Гибрид закашлялся и перевернулся, вставая на четвереньки. Вестибулярный аппарат зашелся в панике – и журналиста вырвало ещё раз.  Кое-как отдышавшись, Линден сел на колени. Локти тут же защипало, а пятки отозвались глухой болью. Тело болело. Болела голова и шея. Вой сирены не добавлял ничего приятного. Глаза постепенно привыкли к темноте. И Донован  осторожно отполз к стене. После чего лег около неё на бок, закрывая уши руками. Сигнал долбил по нервам, проникал даже сквозь стук сердца. Но так было легче.  Ли не мог связно думать, не мог ничего предпринять. Ничего решить. Только ждать.
Закрывать глаза было страшно. Ждать было невыносимо. Надеяться – было опасно. Успокоиться не получалось вовсе. Ли попытался сделать вдох чуть глубже и медленнее. И закашлялся. Во рту было что-то твердое. Слюны, чтобы сплюнуть почти не было, но через полминуты кашля на пол его темницы упал маленький белый кусочек. Скол с зуба. Ли закрыл глаза.
Надо было дышать ровнее, спокойнее. Как учил папа. Отец прости ибо я грешен.
- Что скрывает ненависть?
- Гнев. Жадность.
- А ещё?
- Страх.

Динамик умолк как-то совсем неожиданно. Донован даже успел испугаться, не оглох ли он часом. Но его опасения развеял голос Хелла, начавший очередную порцию вещания. Ли лежал, с закрытыми глазами. Под веками  цвели зеленые круги.
Он слушал. Он запоминал со всей внимательностью приговоренного к смерти. Он ждал.
Сукин сын, Хелл вещал все правильно. Интересно это импровизация или заученный текст?

Электронный замок запищал. Дребежжание тележки по полу, резануло по измученному сознанию. Веки дрогнули, приоткрылись. Белый халат доктора был нестерпимо ярким.
- Эта падаль еще облевал тут все.
- Скажи спасибо не обделался. Грузим.

Ошейник. Ошейник отстегнули с едва различимым  щелчком. Грубые руки потянули вверх – больно. Но к чему возмущаться. Тело встретилось с холодом стальной каталки.

Последний шанс.
Не нужно было даже полного превращения – одной руки было достаточно. Рывок в сторону яркого и белого пятна. Когти впились в мягкое. Высокий болезненный вскрик.
- Цель!
- НЕ СТРЕЛЯТЬ! Не СТРЕЛЯТЬ!- Истерически взвизгивал доктор, которого Ли выставил перед собой как живой щит. Когти гибрида приятно устроились на щеке мужчины, по которой расползалась кровь от первых полос. Два давили на нижнее веко. Он не смог бы его этим убить. Но намека было достаточно. Четыре ствола были направлены в его сторону. Сколько-то его еще могло встретить за дверьми? Опрометчиво было заходить всем вместе. Вдруг там подкрепление?
Ли пятился к двери, удерживая врача перед собой.
- Дверь – Бесцветно выдохнул гибрид.
Доктор, подрагивающей рукой вынул пропуск. И Ли подтолкнул его к замку. На удачу гибрида ещё не заблокированному. Зажегся зеленый сигнал. Створки раздвинулись. Силуэтов на пороге не было. Выхватив карточку из руки доктора, Ли толкнул его в сторону ближайшего охранника. И бросился бежать из всех сил, что у него были. Над головой снова взвыла сирена.

День начался с запаха смерти. Он въелся в кожу, как пятно, которое не вывести ни мылом, ни спиртом. Мартина стояла над телом в морге, вглядываясь в разрезы на запястьях жертвы - тонкие, аккуратные, будто выведенные рукой художника. Такие же, как у тех, кого двадцать лет назад кромсал "Мясник". Тот, что превратил ее мать в набор окровавленных обрывков. Она сжала жетон отца в кармане, пока коллеги спорили о деталях.

- Копия, - процедила она, проводя пальцем над разрезом. - Тот же угол, та же глубина. Даже нож подобран - лезвие 6 см, заточка под 30 градусов.

- Я думал, что профи здесь я, и это я должен выдавать тебе такие детали, но похоже ты и сама все знаешь, - хмыкнул Стиви - местный судмед.

- Так расскажи мне то, чего я не знаю, Граймс. Буду признательна.

Капитан швырнул папку на стол, заставив вздрогнуть лаборанта:
- Фрай, ты третий день не спишь, не ешь. Скоро начнешь бросаться на людей. Иди домой. Или в психушку. Выбери сама. Отчет Граймс может прислать и по почте.

Стивен скептически выгнул бровь. Мартина закусила губу, чтобы не выругаться. Отдых. Слово, которое звучало как насмешка. Но потом она вспомнила: сегодня они с Каллумом должны уехать. В тот проклятый домик у озера, который он выбрал, чтобы "перезагрузиться". Она пообещала. Поклялась не проверять почту, не звонить на работу, не думать о синих комбинезонах и разрезанных венах. А теперь на столе перед ней по кускам лежала Лили Рок. Девочка, которая, как они думали, все же смогла избежать этой судьбы.

- Ладно, - бросила она, срывая перчатки. - Раз новостей все равно нет...  но если этот ублюдок убьет еще кого-то за выходные, выройте мне сразу могилу.

Капитан фыркнул, но кивнул. Мартина вышла на улицу, вдыхая забитый выхлопами воздух. Солнце било в глаза, но она не щурилась. Привыкла. Как привыкла к боли в висках после "вспышек" - тех самых моментов, когда разум выхватывал детали и складывал их в киноленту ужасов. Сегодня утром, глядя на труп, она увидела: жертва держала в руке монетку. 1998 года. Такие же находили у тел двадцать лет назад. Совпадение? Или ей просто хотелось верить в то, что это действительно он?

А может все-таки... Она достала телефон, собираясь написать Каллуму, но остановилась. Нет. Обещание есть обещание.

Мартина толкнула дверь на втором звонке. Каллум стоял в проеме, цветом лица сливаясь со стеной за его спиной. Тина впилась в него взглядом, отмечая детали: рубашка застегнута криво, правый рукав завернут, обнажая синяк на запястье. И запах. Не формалин, не кофе. Какая-то химия, почти сумевшая забить знакомый и раздражающий запах... Железо. Кровь.

- Ну привет, "мистер Исключительный", - бросила она, переступая порог, и не сводя взгляда с лица брата,  - Ты тут устроил перформанс "Беспорядок как философия жизни"? Или просто решил, что наш отпуск - шутка, которую я не оценю?

Взгляд наконец заскользил не только по лицу мужчины, который, впрочем, особо разгуляться ей не дал, тотчас перейдя в атаку.

- Когда это мы с тобой чаи гоняли? - она фыркнула, скидывая куртку на пол - нарочито небрежно (читать: чтобы побесить в нем педанта). - Давай без сказок. Где твой чемодан?

Он замер. Затем потянулся к ней, но она отступила секунды через три, раздраженная этими нелепыми попытками себя отвлечь.

- Не трогай. Пока не объяснишь, - она ткнула пальцем в его спрятанную руку. - Что с кулаком? Дрался с микроволновкой? Или… - она нахмурилась, - с кем-то?

Он дернул плечом, пряча кисть глубже за спину. Мартина шагнула вперед, выхватывая его запястье. Кулак - в запекшейся крови, суставы распухли, будто он бил бетонную стену и явно не единожды.

- Боже, - прошептала она. - Использовал кулак вместо отбойного молотка? Что случилось?

Каллум в ответ лишь огрызнулся - ожидаемо - а Мартина прошла мимо него на кухню. Чисто. Слишком чисто. Даже ложки в ящике лежали параллельно друг другу. Но на полу у мусорного ведра - крошечное пятно крови. Свежее, еще липкое. Если открыть дверцу мусорки, там наверняка обнаружится с десяток грязных салфеток, но он же не преступник, чтобы так делать, да и она (ха-ха!) без ордера.

- Кэлл, - Тина обернулась, скрестив руки - фаза максимального неудовольствия. - Три дня я слушала, как капитан орет, что я "зациклилась на призраках". Три дня притворялась, что мне плевать на этого клоуна, который копирует маньяка из прошлого. А ты… - голос дрогнул, и она резко сглотнула. - Ты даже не собрался. И не говори, что не забыл, я же вижу, что все это херня. У меня на руках свежий труп, и вместо того, чтобы искать ответы, я стою здесь, потому что обещала тебе.

Он молчал. А Фрай усиленно давила себе крепнувшее желание двинуться к ванной комнате, выудить из шкафчика с зеркалом аптечку и обработать нормально его разбитую в мясо кисть. Бросив в сторону ванной тоскливый взгляд, девушка сильнее насупилась.

- Знаешь, что я сегодня нашла? В том самом подвале, где неделю назад нашли тело. Свежие царапины на стене - как от ногтей. И волосы. Длинные, светлые. Как у Лили Рок. А затем нам сообщили о том, что нашлась и она. По частям, Кэлл, - Мартина замолчала, будто только что осознала эту информацию, - Да, та самая девчонка, которую этот психопат похитил в прошлом месяце. Выжила тогда - чтобы исчезнуть сейчас. - Тина подошла вплотную, впиваясь взглядом в его лицо. - Ее нашли сегодня утром. Странно, да?

Девушка сжала губы в тонкую линию, а затем ее пальцы скользнули к рубашке брата, чтобы расстегнуть пару верхних пуговиц, а затем снова застегнуть, но на сей раз в верном порядке. Все это время она неотрывно наблюдала за выражением его лица и нарочито спокойным взглядом, глубина которого сейчас вполне могла бы конкурировать с Марианской впадиной. Что, черт возьми, с ним происходит последнее время?

- Ладно, - Мартина вздохнула. -Не думай, что я забуду обо всем этом, - она указала на руку, но можно было подумать, что говорила о Лили, - Но... собирай вещи. Мы все равно едем. Я вижу, что ты похож на зомби из дешевого хоррора. Тем более поедем. Свежий воздух, рыбалка, мои крики, когда ты опять забудешь наживку. - Она нарочито улыбнулась, доставая из кармана ключи. - Вокруг лес и ни одной живой души, что спасла бы тебя от моего допроса. Чемодан. Через пять минут. Или я начну кидать твои пробирки в окно.

Махасамут любил море.
Горе его отца заключалось в том, что он любил море и сушу одинаково, а ещё он любил людей.
Не всех, но на этом острове по большей части жили хорошие люди.
Конечно, им приходилось немного туманить сознание способностями русалки — отводить глаза, подкладывать в память ложные знания о том, где и как он жил на острове с рождения или что у него есть документы.

— Справишься один, Палм?

Поинтересовался, лениво плавая у бортов лодки и глядя на брата, который в отличие от него был сейчас в своем двуногом обличье. Русалки могли перекидываться, они тоже эволюционировали.

Но Андерсон, конечно, то ещё стекло написал.

— Ага. Только на этого красавчика с большой земли не надейся, он пойдёт к конкурентам дайвить.
— Кто у нас тут конкуренты? Они даже инструктировать нормально не умеют! Самоубийца какой-то, а не писатель.
— Ну, вот к ним и пойдёт. Я ему не нравлюсь. И тот факт, что ты сокровище этого острова — тоже.
— Какой непослушный, придётся за ним присмотреть.

Махасамут подмигнул брату и поднырнул под лодкой, направляясь к тому месту в море, где обычно учили дайвингу их конкуренты. Если этот упрямый Тонграк решил получить лицензию у них, за ним точно нужно присмотреть.
Он всегда плавал быстро, он обожал плавать. Чешуя на хвосте была тёмно-синяя ближе к талии, почти черная, отливающая серебром, а к концу хвоста светлела. Разлет плавников почти прозрачно-голубой, немного изумрудный.

А ещё Махасамут умел менять цвет чешуи по своему желанию, это было нужно, чтоб маскироваться под разный цвет дна, хотя довольно бесполезно, ведь верхняя половина тела цвет не меняла.

Добравшись до места, Мут не понял как так вышло, что Тонграк выпустил изо рта свой живительный воздух, пришлось зажать ему нос и делиться своим кислородом, который перерабатывали жабры, через своеобразный поцелуй.
Тонграк начал дышать и перестал так сильно паниковать, но возвращать его пришлось на лодку конкурентов, наколдовав себе не только ноги, но ещё и иллюзию одежды. Ну, как одежды. Все видели его в купальных черных плавках, когда он был без — только что же на месте ног хвост был...

— Пи Ган, с какой такой радости ты отпустил новичка в море одного?!
— Нонг Мут, ты тут откуда?!
— Моллюсков на дне собирал, ты же знаешь, я хорошо ныряю! Ещё раз узнаю хоть про один такой случай, я твою лавочку прикрою, понятно?! Сколько тысяч бат стоят многих лет тюрьмы?! Он бы утонул, а ты бы за решётку!

Они ругались ближе к носу лодки, потом Мут взал бутылку воды и пришёл к Тонграку, открутил крышку, протянул ему и присел рядом на лавку.

— Так дёшево оцениваешь свою жизнь? Нельзя погружаться в одиночку. С тобой должен быть напарник.