Глаза сильно жгло, словно в них засыпали раскаленного песка. Лилит не видела часов, потому что в комнате было слишком темно, но точно знала: время давно перевалило заполночь. Светящиеся бело-зеленоватые звездочки, развешанные на потолке, совсем не радовали.
На плече покоилась голова сына, а сам он лежал всем телом прямо на матери. Ребенок был не тяжелым, но это не радовало — поставили начальный недобор веса. От шеи, где кольнуло, болезненность неприятно растеклась к пояснице, вдоль позвоночника. Медленно распрямила затекшие ноги. Пальцы до боли сжались на металлическом баллоне ингалятора, когда Драго не делал выдох чуть дольше, чем три-четыре секунды.
Весь мир теперь делился на четыре. Хотелось не дышать самой, лишь бы слышать дыхание ребенка. Вокруг лежали книги, прямо на полу. Она помнила их названия наизусть.
"Диагностика легочных заболеваний ", "Пульмонология в современном мире ", "Инфекционные заболевания верхних дыхательных путей ".
Ной в затекших мышцах грозил перейти в вопль и пришлось выдохнуть сквозь зубы. Ещё полчаса. Пусть поспит, так плохо спит ночами. Она теперь, возможно, могла бы неподвижно позировать скульпторам, потому что позы, находясь в которых = дышать, порой были самые непредсказуемые.
Полусидя, полулежа, почти вертикально. Позавчера она едва не разбила колбу с чьими-то анализами, когда кто-то из коллег пульмонологии вновь заикнулся об интубации, искусственной коме, переводе на ИВЛ.
"Я вас всех до единого здесь заинтубирую, но ни за что не позволю ввести моего ребенка в состояние медикаментозной комы", — она отчаянно злилась, не в силах даже дрожать.
Выводить из комы клинической — этого ты хочешь? Стоял в отчужденных глазах немой вопрос.
Оставьте нас в покое. Я никого не хочу слушать.
Лилит повернула голову, чтобы хоть как-то размять шею и тяжело сглотнула. Вместо маленькой тумбочки, около кроватки теперь стоял громоздкий кислородный аппарат.
Она его ненавидела.
Кислород. Эта полупрозрачная маска на побледневшем лице. Что переедет сюда следующим? Аппарат ЭКГ? Дефибриллятор. Точка. Нет.
Взгляд обратился куда-то вверх, впиваясь в одну из развеселых звезд. Если бы она была настоящей. Если бы она могла упасть.
Потолок покачнулся, импровизированное небо почти рухнуло. Звездопад!
Звездопад.
— Пожалуйста. Пусть мой ребенок останется жив...
Уже через секунду чуть вздрогнула, вынужденная слушать раздражающую трель телефона, не имея никакой возможности подойти, лишь убедившись, что звонок не будит сына. После десятого гудка включился автоответчик и она услышала свой собственный, развеселый голос:
— Эй, привет! Вы позвонили в дом семьи Снейк. Если вам нужен Себастьян, нажмите "один", но он всё равно на работе. Если у вас что-то болит и ничего не помогает, то нажмите "два", а лучше запишитесь на прием. Мы все внимание!
Послышался короткий звук, возвещающий о том, что человек на том конце провода может записывать голосовое сообщение, как водится, после сигнала.
Недолгое молчание, звонивший(или звонившая) повесил трубку, не сказав ни слова. Муж никогда не звонил просто чтобы помолчать, если бы позвонила мать, то уж она разошлась бы на полчаса, так что Лилит пришла к самому простому выводу: номером ошиблись.
Воспоминание о матери заставило нахмуриться. Приподняв сына повыше, она подумала о родителях. Мистер и миссис Ифан были классическая пара тиран и подкаблучник. Причем, тираном была её мать; Офелия. Алан обладал тихим, мягким нравом. Ко всему прочему, действительно за что-то любил эту женщину.
Деспотичная и консервативная, она была на седьмом небе от счастья, когда дочь встречалась с Джеком Статуаром и влезла в вечный траур по семейному благополучию своего ребенка с тех пор, как Лилит твердо объявила о помолвке с Себастьяном. После свадьбы, на которую миссис Ифан даже не пришла, в крышку гроба были вколочены абсолютно все гвозди. Мать слишком боялась её супруга, чтобы открыто показывать своё отношение, зато язвить исподтишка была всегда рада.
То пришлет на рождество книгу: "Кислота и её разрушительные действия ", намекая на всю суть брака Лилит, то пишет анонимные кляузы в Хогвард, дескать, ваш химик ломает психику юных, неокрепших созданий.
На свадьбу прислала керамическую фигурку из диснеевского мультфильма "Красавица и Чудовище ". Распечатав сей дар, Лилит полчаса не могла успокоиться, взрываясь раскатами смеха и сетуя, как же плохо она выглядит в свои двадцать лет.
Но, если подходить без иронии, оставаться без поддержки матери сейчас было очень тяжело. Будь она другой, можно было приползти под вечер, уткнуться в теплое плечо, обтянутое шерстяной кофтой и посидеть вот так часок.
От миссис Ифан же ничего, кроме упреков и уверения в том, от кого надо было рожать, не дождешься.
Лилит уложила сына в кровать, а сама спустились на кухню, допивая остывший премерзкий кофе. Горячим она не успела его выпить, потому что случился приступ, потом кислород, укачивания, бесконечные круги по детской, пока заснет хоть как-то. Напоминанием об этом был лежавший на полу ингалятор и маленькая фиолетовая тарелочка с почти нетронутой кашей, размазанной по полу. Не успела убрать вечером, теперь отскребать...
Вдох. Выдох. Нет времени на лишние эмоции, его просто нет.
С холодильника на неё смотрел зеленый крокодильчик, держащийся на магнитах. Детский рисунок. Она прежде, к слову сказать, любила прикреплять на ту же дверцу какие-нибудь записки. Рисовать желтые смайлики и маленькие пурпурные сердечки. Сейчас на это не было сил и записки, если и писались, то коротко, сухо, простым карандашом, оставаясь на столе, реже — на подушке.
Нет, всё-таки надо тут прибраться. Поставила чашку в раковину, равнодушно вылив уж совсем ужасные и безвкусные остатки со дна. Подняла тарелку. Протерла пол, тарелка тоже отправилась в мойку, а ингалятор на край обеденного стола.
Опершись о раковину, Лилит сделала несколько глубоких вдохов.
Лучше не стало. Пришлось открыть ледяную воду и побросать пригоршнями себе в лицо. Несколько капель попало на ворот бирюзового халата, длиной ниже колен, но она не заметила.